Неточные совпадения
Или, наконец, если смех этот хоть и сообщителен, а все-таки почему-то вам покажется пошловатым, то знайте, что и натура того человека пошловата, и все благородное и
возвышенное, что вы заметили в нем прежде, — или с умыслом напускное, или бессознательно заимствованное, и что этот человек непременно впоследствии изменится к худшему, займется «полезным», а благородные
идеи отбросит без сожаления, как заблуждения и увлечения молодости.
А оправдать его тоже не годится, потому что любители прекрасных
идей и защитники
возвышенных стремлений, объявившие материалистов людьми низкими и безнравственными, в последнее время так отлично зарекомендовали себя со стороны ума, да и со стороны характера, в глазах всех порядочных людей, материалистов ли, или не материалистов, что защищать кого-нибудь от их порицаний стало делом излишним, а обращать внимание на их слова стало делом неприличным.
«Должна же наконец понять публика, — заключила она свою пламенную комитетскую речь, — что достижение общечеловеческих целей несравненно
возвышеннее минутных наслаждений телесных, что праздник в сущности есть только провозглашение великой
идеи, а потому должно удовольствоваться самым экономическим, немецким балком, единственно для аллегории и если уж совсем без этого несносного бала обойтись невозможно!» — до того она вдруг возненавидела его.
Когда мы были сильны и молоды, мы горели
возвышенными чувствами и упивались благородными
идеями; но мы делали это исключительно для собственного употребления, забывая, что горение и упоение необходимо обеспечить, если хочешь, чтоб они не изгибли в будущем без следа.
— Тургенев в своих произведениях учит, чтобы всякая
возвышенная, честно мыслящая девица уходила с любимым мужчиною на край света и служила бы его
идее, — сказал Орлов, иронически щуря глаза.
Я чувствую, что в этих новых
идеях новых есть даже что-то
возвышенное; но все это не мешает мне видеть и прямую, так сказать, практическую сторону дела.
Окончив разбор понятий о сущности прекрасного и
возвышенного, должно теперь перейти к разбору господствующих взглядов на различные способы осуществления
идеи прекрасного.
Едва ли можно после этого разделять мысль, что «
возвышенное есть перевес
идеи над формою», или что «сущность
возвышенного состоит в пробуждении
идеи бесконечного». В чем же состоит она? Очень простое определение
возвышенного будет, кажется, вполне обнимать и достаточно объяснять все явления, относящиеся к его области.
Но, рассматривая свое представление о
возвышенном предмете, мы открываем, 2) что очень часто предмет кажется нам возвышен, не переставая в то же время казаться далеко не беспредельным и оставаясь в решительной противоположности с
идеею безграничности.
[По гегелевской системе] чистое единство
идеи и образа есть то, что называется собственно прекрасным; но не всегда бывает равновесие между образом и
идеею; иногда
идея берет перевес над образом и, являясь нам в своей всеобщности, бесконечности, переносит нас в область абсолютной
идеи, в область бесконечного — это называется
возвышенным (das Erhabene); иногда образ подавляет, искажает
идею — это называется комическим (das Komische).
С господствующим определением комического — «комическое есть перевес образа над
идеею», иначе сказать: внутренняя пустота и ничтожность, прикрывающаяся внешностью, имеющею притязание на содержание и реальное значение, — нельзя не согласиться; но вместе с тем надобно сказать, что [Фишер, автор наилучшей эстетики в Германии, слишком ограничил] понятие комического, противополагая его, для сохранения [гегелевского] диалектического метода развития понятий, только понятию
возвышенного.
Яснее всего «перевес
идеи над формою» высказывается в том явлении, когда зародыш листа, разрастаясь, разрывает оболочку почки, его родившей; но это явление решительно не относится к разряду
возвышенных.
Вот факт, обнаруживающий, что
идея возвышенного не только не порождается
идеею безграничного, но даже может быть (и часто бывает) в противоречии с нею, что условие безграничности может быть невыгодно для впечатления, производимого
возвышенным.
Переходим к другому определению
возвышенного: «
возвышенное есть проявление
идеи бесконечного» [выражаясь гегелевским языком], или, выражая эту философскую формулу обыкновенным языком: «
возвышенное есть то, что возбуждает в нас
идею бесконечного».
Очень легко показать неприложимость к
возвышенному определения «
возвышенное есть перевес
идеи над образом», после того как сам Фишер, его принимающий, сделал это, объяснив, что от перевеса
идеи над образом (выражая ту же мысль обыкновенным языком: от превозможения силы, проявляющейся в предмете, над всеми стесняющими ее силами, или, в природе органической, над законами организма, ее проявляющего) происходит безобразное или неопределенное («безобразное» сказал бы я, если бы не боялся впасть в игру слов, сопоставляя безобразное и безобразное).
Ясно также, что определениями прекрасного
возвышенного, которые кажутся нам справедливыми, разрушается непосредственная связь этих понятий, подчиняемых одно другому определениями: «прекрасное есть равновесие
идеи и образа», «
возвышенное есть перевес
идеи над образом».
8)
Возвышенное (и момент его, трагическое) не есть видоизменение прекрасного;
идеи возвышенного и прекрасного совершенно различны между собою; между ними нет ни внутренней связи, ни внутренней противоположности.
И потому, если бы даже согласиться, что созерцание
возвышенного всегда ведет к
идее бесконечного, то
возвышенное, порождающее такую мысль, а не порождаемое ею, должно иметь причину своего действия «а нас не в ней, а в чем-нибудь другом.
Но и не пускаясь в метафизические прения, мы можем увидеть из фактов, что
идея бесконечного, как бы ни понимать ее, не всегда, или, лучше сказать, — почти никогда не связана с
идеею возвышенного.
4)
Возвышенное действует на человека вовсе не тем, что пробуждает
идею абсолютного; оно почти никогда не пробуждает ее.
«Перевес
идеи над формою», говоря строго, относится к тому роду событий в мире нравственном и явлений в мире материальном, когда предмет разрушается от избытка собственных сил; неоспоримо, что эти явления часто имеют характер чрезвычайно
возвышенный; но только тогда, когда сила, разрушающая сосуд, ее заключающий, уже имеет характер возвышенности или предмет, ею разрушаемый, уже кажется нам
возвышенным, независимо от своей погибели собственною силою.
Что касается существенного различия прежнего и предлагаемого нами понятия о прекрасном, оно обнаруживается, как мы сказали, на каждом шагу; первое доказательство этого представляется нам в понятиях об отношении к прекрасному
возвышенного и комического, которые в господствующей эстетической системе признаются соподчиненными видоизменениями прекрасного, проистекающими от различного отношения между двумя его факторами,
идеею и образом.
Обыкновенно говорят: «
возвышенное состоит в превозможении
идеи над формою, и это превозможение на низших степенях
возвышенного узнается сравнением предмета по величине с окружающими предметами»; нам кажется, что должно говорить: «превосходство великого (или
возвышенного) над мелким и дюжинным состоит в гораздо большей величине (
возвышенное в пространстве или во времени) или в гораздо большей силе (
возвышенное сил природы и
возвышенное в человеке)».
В сущности эти два определения совершенно различны, как существенно различными найдены были нами и два определения прекрасного, представляемые господствующею системою; в самом деле, перевес
идеи над формою производит не собственно понятие
возвышенного, а понятие «туманного, неопределенного» и понятие «безобразного» (das Hässliche) [как это прекрасно развивается у одного из новейших эстетиков, Фишера, в трактате о
возвышенном и во введении к трактату о комическом]; между тем как формула «
возвышенное есть то, что пробуждает в нас (или, [выражаясь терминами гегелевской школы], — что проявляет в себе)
идею бесконечного» остается определением собственно
возвышенного.
Справедливо, что
возвышенное отрицательное выше
возвышенного положительного; потому надобно согласиться, что «перевесом
идеи над формою» усиливается эффект
возвышенного, как может он усиливаться многими другими обстоятельствами, напр., уединенностью
возвышенного явления (пирамида в открытой степи величественнее, нежели была бы среди других громадных построек; среди высоких холмов ее величие исчезло бы); но усиливающее эффект обстоятельство не есть еще источник самого эффекта, притом перевеса
идеи над образом, силы над явлением очень часто не бывает в положительном
возвышенном.
«Перевесом
идеи над формою», погибелью самого предмета от избытка развивающихся в нем сил отличается так называемая отрицательная форма
возвышенного от положительной.
К сожалению, здесь не место подвергать анализу
идею «абсолюта», или бесконечного, и показывать настоящее значение абсолютного в области метафизических понятий; тогда только, когда мы поймем это значение, представится нам вся неосновательность понимания под
возвышенным бесконечного.
«
Возвышенное есть перевес
идеи над формою», и «
возвышенное есть проявление абсолютного».
Многие универсально-общие, отвлеченные
идеи являются злом в
возвышенном образе.
Возвышенный идеальный эгоцентризм есть всегда идолотворение и ложное отношение к
идеям, подменяющее отношение к живому Богу.
— Благородное,
возвышенное рабство! — сказал он, всплескивая руками. — В нем-то именно и заключается высокий смысл женской жизни! Из страшного сумбура, накопившегося в моей голове за всё время моего общения с женщинами, в моей памяти, как в фильтре, уцелели не
идеи, не умные слова, не философия, а эта необыкновенная покорность судьбе, это необычайное милосердие, всепрощение…
Никакая «
идея», никакие «
возвышенные» цели не могут оправдать преступного отношения к самому последнему из ближних.
Достоевский показал перерождение и вырождение самой «
идеи», самой конечной цели, которая вначале представлялась
возвышенной и соблазнительной.
На практике
идея эта, казавшаяся столь
возвышенной ряду поколений, привела к всероссийскому грабежу, к расхищению государства и к голоду.